СТИХОТВОРЕНИЯ
Здесь я разместила стихи, которые вошли в мой сборник “Везде, где ты пройдёшь…” (Ещё 2 стихотворения см. на страничке “Призрак Оперы”).
* Стансы к ветру * Чёрная поэма * В подражание романтикам
* Сонет одинокой души * Анне Ахматовой * Чайки
* Кладбище («Гамлет») * “Ругань, стоны, причитанья…”
* A`la guerre comme a’ la guerre * Элегия
* Серенада * Легенда о покинутой * Гравюра
* Мой тюльпан (Восточное) * Осеннее утро
* “День Любви” * «Помогите!» * Эпикурейский пир
* Дон-Жуан * Новый год * “Слезу, оброненную улетевшим ветром…”
* “Я иду за тобой, как за песней, томящей до стона…” * Звезде
* «Yesterday» (12 лет) * Дивногорская зима * Цыганское
* Пророк * “Когда бы мне Князь Тьмы на зов явился…”
* “Когда ты вновь опустошен до дна борьбой…”
* “Страшась лишиться животворных ожиданий…”
* Возрождение? * “Не обращай опять меня к покою…”
* “К чему искать для мира оправданье?..”
* Requiescat in pace! * «Золотой телёнок» * Счастливая
Возьми меня, возьми с собой,
Могучий ветер, в край далекий!
Ты будоражишь разум мой
Своею песней одинокой.
Волнует сердце звучный бас,
Оно трепещет, точно птица.
Едва заслышав твой рассказ,
Душа к свободе устремится.
Твоей истории сюжет –
Вином запитая баллада,
Пурпурный легкий креп-жоржет,
Разрубленный мечом Паллады.
В нем крик орла, оленей бег,
Кедровый вой и чайки стоны,
Скрип старых мачт, забытый склеп,
Разгул разбойничьих притонов,
Мощь пирамид, гитары звон,
Призыв сипаев иль ямайцев,
Разбитый миной патефон
И гордой Кармен страстный танец.
Ты сосны гнешь, пугая птиц,
И гонишь к брегу вал девятый.
Ты словно вышел из темниц
И грозно требуешь расплаты.
Замедли бег, о Прометей,
Молю: разбей мои оковы!
Зажги огонь, сзывай людей –
Я за тобой лететь готова.
К тебе с обрыва полечу
Средь хладных туч, дай только крылья.
Я амазонкой быть хочу,
И путь далекий я осилю.
Чтоб у дымящего костра
Могла сказать я внукам храбрым:
«Я – ветра верная сестра
И лютый шторм мне был отрадным».
1989
Черною ночью корабль уходит.
В черной одежде его провожаю.
Черный, как смерть, в небе ворон летает.
Гибель накаркал злой ворон Родриго.
Звездное небо от туч почернело,
Стонут от ветра холодного мачты,
Черное море проглотит Родриго-
И никогда он ко мне не вернется.
Дождь, как когтями, мне сердце терзает,
Мокро насквозь мое черное платье.
Черной мантильей лицо я закрыла,
Чтоб моей скорби не видел Родриго.
Черные волны ревут и грохочут,
Белая пена по гальке струится…
Как же он весел, мой бедный Родриго!
Он говорит, что вернется с победой.
Сердце мое то немеет, то рвется;
Кровь то пылает, то снова застынет.
О, я бессильна: король повелел так,
Чтоб всех мужчин для войны мы отдали!
Черный король. Его ясно я вижу.
В бархате черном, в тяжелой короне.
Черный гранит у него вместо сердца,
Он ни детей не жалеет, ни женщин.
В черное войско уйдет мой Родриго,
Чтоб уничтожить невинные земли.
Бог им не даст совершить преступленье-
Ночью о скалы корабль разобьется.
В черном мундире стоит мой Родриго,
Рыжие волосы вьются по ветру.
Он говорит, что живым возвратится,
Что обвенчают нас в маленькой церкви.
Что же, мне нечем ответить Родриго-
Слезы соленые сжали мне горло.
Вот он обнимет меня на прощанье,
Злая война навсегда нас разлучит…
Плачь неутешно, разбитое сердце,
И заклинай всех богов о спасеньи!
Только я знаю: Родриго погибнет.
Я никогда дверь ему не открою.
Я не склонюсь, не паду на колени!
Черною матерью, черной вдовою
С черным кинжалом народ созову я,
Чтоб окровавленный трон нам разрушить.
Солнце зальет золотистую землю.
И зацветут белоснежные розы.
Но для меня, птицы черного взморья,
Черным навеки останется небо.
1990
Навеки я отвергла всех богов,
Не принимаю ничего на веру,
Не нужно мне торжественных слогов,
Коль знаю я, что это лишь химера.
Но в краткий час, когда замолк эфир,
Мой бог, ты пробудить себя позволь!
Когда в тиши звучит мне голос твой,
Я забываю вмиг любую боль.
Вновь возвращает мне прекрасный мир
Фантазия – последний мой кумир,
Любовь и друг души моей больной.
1990
Мрачно здесь все. Ветер воет, как волк одинокий.
Лужи и грязь. И надрывом звучат мои строки.
В тучах луна, диск ее угнетает багровый.
Ворон кружит, бесприютный, как все мы на свете.
Гром прогремел. Бросил мусор в лицо мое ветер.
В струях дождя монастырь встал пустой и суровый.
Выбиты стекла, разбиты замшелые плиты,
Заплесневелой водою иконы залиты.
Дальше – ущелье; как здесь, средь камней, одиноко!
Молнии блещут, но кажется свет их холодным,
И обжигает пещера оскалом голодным,
Небо без звезд, как прекрасные храмы без окон.
Вот что в душе. Безнадежен мой путь одинокий.
Солнце погасло, и боли полны эти строки.
1990
Нашу боль обращали вы в строки,
Строки врезались в мощный гранит.
А Великому – вечные сроки,
Сфинкс над миром бессменно стоит.
1990
Стонут и мечутся над морем чайки
Так обреченно, как в муке предсмертной.
Но почему они не умирают?
Если живут – почему так тоскуют?
В сердце моем каждый стон отзовется
Болью и новым мучительным стоном –
Ведь и сама я похожа на чайку,
Птицу, что горько рыдает над бездной.
В страстной тоске обожженное сердце
Рвется к любви, рвется к счастью, к свободе.
Сладко томится горячее тело –
Лишь смертный холод на стон отвечает.
Нет во мне веры, покоя и счастья,
В смутный туман обратилась надежда;
Нет и любимого, нет и подруги,
Нет ни отца, ни сестер и ни братьев.
С криком отчаянья носятся чайки,
Волны их хлещут, и ветер швыряет;
Плачут и стонут, из сил выбиваясь,
И, прорываясь, навеки сгорают.
1990
Замазаны щели останками предков,
И заступ по-прежнему роет могилы.
Где череп, где кости, где крест полусгнивший,
Где саван истлевший, где ворон унылый.
Но там, где, согнувшись, засохшее древо
Склонилось над новой могилой пустой,
В гнезде на суку, под крылом материнским,
Яйцо разбивает птенец молодой.
1990
* * *
Ругань, стоны, причитанья
И надрывный лай собак,
Безутешные рыданья
И тяжелый хмель гуляк;
Ветер снег в лицо бросает
И в убогий гроб на дно…
Кто живет, кто умирает –
Нам, прохожим, все равно.
1990
A` LA GUERRE COMMME A` LA GUERRE1
Завтра будет новый день,
Черный день, страшный день –
И склонится смерти тень
Над моей страной.
Потечет рекою кровь:
Наша кровь, вражья кровь;
И исчезнет город вновь
Под морской волной.
Будет вновь огонь пылать,
Все сжигать, истреблять
И невинных убивать,
Пощадив лжецов.
И на брата брат пойдет,
И отца сын убьет,
А в зачинщиках найдет
Только подлецов.
Завтра будет новый день,
Черный день, страшный день –
И склонится смерти тень
Над моей страной.
Пламя будет бушевать,
Будут резать, стрелять,
Фанатично умирать,
Пьяные войной.
1990
1 “На войне, как на войне” (франц.)
Влажною розой касаясь лица,
Запах прохладный и нежный вдыхаю.
Тихая песня звучит без конца.
Вслед этой песне я взор устремляю.
Всюду огнями украшена даль.
Пламенем вспыхнули вешние росы.
Сладко тревожит мне душу печаль.
Светлые, ясные катятся слезы…
1991
Дивно блистают звездные очи,
Очи свободные,
Гордые, страстные.
Чисты, прозрачны черные ночи,
Ночи холодные,
Ночи прекрасные.
Сходные с ночами чудные очи,
Много сокрывшие,
Много сказавшие;
Те, без которых жить нет мне мочи,
Те, полюбившие
И обещавшие.
1991
«Что вдаль ты смотришь, девушка?
О чем упорно думаешь?
Иль молишься о ком?»
Отец, я жду любимого.
Уж год, как он один ушел.
Я за него молюсь.
«Не жди напрасно, девушка!
Твой не придет возлюбленный-
Забыл он о тебе».
Отец! Я жду не зря его.
Всегда не будет счастлив он
И вспомнит обо мне.
«Зачем так страстно встречи ждешь?
Немало женщин в городе –
Любимый не с тобой».
Пусть так. Но хорошо ль ему?
И кто его избранница?
Скажите мне, отец!
«К чему тебе расспрашивать?
Не скажет слова доброго
Усталый гость о нем».
О нет! Молю, скажите мне!
А вдруг живет в страданьях он?
Боюсь я за него!
«Забудь о нем, красавица!
В округе много юношей –
Любому стань женой».
Нет, не нужны иные мне!
Уж лучше быть весь век одной.
Лишь друга я люблю.
Унижен, брошен будет он,
С тоской вокруг оглянется –
И вновь придет ко мне.
А если счастлив будет он –
То буду я счастливою –
В нем жизнь моя, отец!
И с мыслью я одной умру –
Чтоб довелось нам встретиться
Уже на небесах.
1991
В усталом запахе засушенных цветов,
В старинных книгах, скрытых слоем пыли,
В портретах желтых тех людей, что были,
В чернилах выцветших истрепанных листов,
В металле темном, в локоне златом
Вновь чувствую дыханье строгой Смерти,
Где все равны: и ангелы, и черти –
Преданье ветхое о мире молодом.
Он юн и грозен был, а ныне – пепл и прах.
И нищета, и злоба, и моленье,
И кровь, и блеск – всему дано забвенье.
В шуршащих платьях, кольцах, перьях и цветах
Еще хранится вашей бурной жизни след.
Но слабый свет тускнеет, меркнет, гаснет.
Борьба и боль – однако, все напрасно!
И что жило вчера – теперь того уж нет.
И точно так умрут страданья наших дней.
Уйдут в архив отжившие газеты,
И замолчат протесты и памфлеты,
И голоса живых и будущих людей…
1991
1
Кувшин с водой и, как вода, прозрачный.
И сильный стебель аркой изогнулся.
О, как небрежно свежий лист упал!
2
На пламя лепестков пыльца упала.
Черна, как сажа, словно ночь, свежа.
И терпкий запах обонянье дразнит.
3
Как раковина, мой тюльпан раскрылся
И изогнулся королевской коброй,
И неотрывно смотрит на меня.
4
Тюльпан мой – как пурпурная пещера.
Как солнце, в глубине златой огонь.
Но эти своды встретишь ли ты в камне?
1991
Хризантемы в руках у детей.
И листва – словно пламени отблеск.
Пролетает по небу журавль.
1991
* * *
День Любви.
Девять дней Разлуки.
Сорок дней Смерти.
1991
* * *
«Помогите!»
Нет ответа.
«Помогите!»
Нет и эха.
Луч метался и бился в колодце двора.
Он стучался в немытые стекла.
Он изранил все тело о мусор.
И, пытаясь прорваться на волю, кричал.
«Помогите!»
Нет ответа.
«Помогите!»
Нет и эха.
1991
Лет сто назад, а, может, двести
В грозу и град эпикурейцы
В уютный круг собрались вместе.
Хвалу поют
Своей науке, как невесте,
Едят и пьют.
И каждый там был славный малый,
Певец и весельчак бывалый.
И в каждом бодрости хватало
На столько лет,
Пока пора не наступала
Покинуть свет.
И там с вином мешались речи
О счастье жить и прошлых встречах,
Сияли ярче солнца свечи,
Окутав в свет
Того, кто пел, надев на плечи
Шотландский плед:
«Все люди иль скучны, иль хмуры.
Им Радость – грех, Любовь – амуры.
Их черт страшит, врагов натуры,
И Божий Суд.
И лишь наследник Эпикура –
Веселый плут.
«Он знает, что всего одна
На краткий миг нам жизнь дана.
Со смертью кончится она.
С огнем в крови
Пей чашу жизни, друг, до дна!
Смелей живи!
«А всяк другой до изможденья
Замаливает прегрешенья,
Чтоб в небесах добыть прощенье,
И верит, что
Найдет в них рай и утешенье.
А там – ничто.
«Да, лет отпущено нам мало.
Так пей до дна, ешь до отвала!
И мир познай ты от начала
И до конца!
Струею жизни ярко-алой
Наполнь сердца!»
Так кончил он. И все вокруг
Не размыкали сильных рук.
И крепче спаивал их круг
Их стройный смех.
И был певец, шотландский друг,
Беспечней всех.
Но Бог послал до огонька,
Как прут, худого старика.
И на порог лилась река
С его одежд.
Глядел мудрец сей свысока,
Как на невежд.
И вот угрюмо он изрек:
«Вас за грехи накажет Бог!
К еретикам всевластный рок
Неумолим.
О грешный люд! Настал твой срок
Пасть ниц пред ним.
Знай, смерти будешь ты не рад!
Тебе не даст Господь наград.
Но за грехи пойдешь ты в ад»,-
И замолчал.
Но горец (не певец, а клад!),
Смеясь, сказал:
«Я верю только в жизнь одну.
И я ее не прокляну.
В аду же, встретив Сатану,
(Коль будет так):
«Я – друг тебе! – скажу ему, –
Твой друг, не враг!»
«Когда же будет заключен
Союз, поднимем адский звон.
И всех чертей мы созовем…
Эпикурейский пир!..
Как щедр и весел будет он –
На весь загробный мир!»
1991
«Panta rhei»1, – изрек упрямо
Древний мудрый Гераклит,
Но остаться постоянным
Сердце женщины велит.
Я ж люблю быть вечно новым,
Каждый миг миры сменять
И до дна, сорвав покровы,
Чашу жизни выпивать.
И чужда мне боль разлуки,
Не страшны Беда и Смерть –
Я бегу мгновенья скуки,
Что не даст огню гореть.
Словно вихрь, в лучах рассвета
Конь мой, молод и горяч.
Вслед за ним несется ветер,
Развевается, как плащ.
Я скачу вперед галопом,
Жадно в мир впивая взор.
Солнц далеких ярким скопом
В сердце встреч былых узор.
Я не знаю пресыщенья:
Встретив, кину навсегда.
Я сгораю в ослепленьи,
Как падучая звезда.
1991
1 “Всё течёт” (т. е. всё изменяется) (греч.).
Разорванной страницей
Стал нынче старый год,
Подстреленною птицей,
Окончившей полет.
Рождается год новый,
Чтоб вскоре умереть.
Нас веселит рожденье,
Но не печалит смерть.
Загадывай желанье!
-Исполнится ль оно?-
Как прежде – ожиданье,
Как год назад – вино.
Не принесет нам счастья
И этот новый год.
Подстреленною птицей
Он кончит свой полет.
1991
* * *
Слезу, оброненную улетевшим ветром,
Иль лунный свет, посеребривший сердце,
И даже каплю, отражающую звезды –
Что во Вселенной я сравню с тобой, любимый?
Глаза твои ли, переполненные ночью,
Печали расплескавшие по песням,
Твоих ли спелых губ изгиб миндально-горький –
В душе живой ножом ты вырезан глубоко.
Лазурной искрою на черном лаке неба,
Хрустальным эхом нескончаемой дороги –
Ты для меня навек недосягаем.
Но будешь жить в крови невстреченной тобою –
Пока тоска огромных городов тревожна,
Пока с портов доносится крик чаек.
1992
* * *
Я иду за тобой, как за песней,
томящей до стона,
Заставляющей теплое сердце
взрываться от лунной тоски –
Как за песней пронзительной боли
ночных магистралей…
Я не верю, что ты не заплачешь,
услышав ее.
Я люблю тебя так, словно ты –
мной рожденный ребенок,
Словно я наделила тебя
истекающей кровью душой –
Потому мне мучительно знать,
что ты тайно страдаешь,
Потому я и бьюсь, видя горечь
в огромных глазах…
Если б только вдруг ты мне позволил
быть рядом с тобою –
То свое я бы вырвала счастье,
чтоб им переполнить тебя!
О, я все бы тебе отдала –
и без слова упрека…
Но тебе, недоступному,
нежность моя не нужна.
1992
Ты для нас – словно солнце слепящее.
Все другие – увы, фонари.
Наши души, как море звенящее,
Отражают сиянье зари.
Чье-то сердце, как яблоко спелое,
Упадет вдруг в ладони твои –
Ты услышишь ль биение смелое?
Что тебе до подарка любви?
И она угасает в отчаяньи,
К новым руслам стремится река…
А в глазах недоступного, тайная,
Остается все та же тоска.
1992
И снова «Yesterday» – и вновь
«Пахнуло Англией – и морем»…
Какая зрелая любовь
Сравнится с отроческим горем?
От дышащих дождями слов
Душа нежданно леденеет.
Мучитель мой – моя любовь –
От йодной соли цепенеет…
На Эбби-роуд – мрак. В ночи
Бежит волна огней рекламных…
Не пой, Маккартни! Замолчи!
Растай, как сотни снов незваных!
Сегодня, завтра и всегда
Мне «Yesterday» не даст покоя –
Но без нее же никогда
Я не смирюсь, любовь, с тобою!
Она, как ветер, будит кровь,
И вместе мы сразимся с горем!
И снова «Yesterday» – и вновь
«Пахнуло Англией – и морем»…
1992
На симфонию сосны настроены, длинные стройные струны.
В окна ветр ударяет, гудящий, как мощный прибой.
И кипят на студеной воде, и шипят, и несутся буруны.
И знамена снегов улетают, маня за собой.
1992
Любимый мой – блудный сын.
Я тоже – блудная дочь.
Он бродит во тьме один,
И я обожаю ночь.
Он жаждет меня обнять…
Но как он приручит вихрь?
Хочу я его поймать…
Но пленник – не тот, кто лих.
1993
Везде, где ты идешь,
Из глаз твоих струится свет…
Но что с того? Ведь зрячих нет
Нигде, где ты идешь.
Везде, где ты идешь,
Крыла ты за спиной таишь…
Но что с того? Ты не взлетишь
Нигде, где ты идешь.
Везде, где ты пройдешь:
В грязи, дорогою дождей –
Заслужишь не цветов – камней –
Везде, где ты пройдешь.
Везде, где ты пройдешь,
С крыл в буре перья опадут,
И капли крови путь польют –
Везде, где ты пройдешь.
Но ты уже пройдешь,
Когда вдруг вспыхнет вышний свет,
Слабевший мириады лет,
Но ты уже пройдешь.
Но ты уже пройдешь,
И скажут, обрывая смех:
«Кто этот странный человек?» –
Но ты уже пройдешь.
И ты навек уйдешь,
И выстроят мемориал
Те, кто тебя камнями гнал –
И ты навек уйдешь.
И ты навек уйдешь
И не промолвишь: «Господа!
Я богом не был никогда», –
И ты навек уйдешь…
Туда, куда идешь,
Весь мир ты хочешь привести,
Но змеи могут лишь ползти
Туда, куда идешь.
Туда, куда идешь,
Тебе лишь дальняя звезда
Свой луч бросает иногда –
Туда, куда идешь…
1994
* * *
Когда бы мне Князь Тьмы на зов явился
– Без страха я бы душу продала –
Когда б цена достойною была,
Когда бы в торге он не поскупился.
Пусть дерзкий Фауст Истиной прельстился
– Такая плата для меня мала –
О, если б я поцеловать могла
Глаза, чей свет мне в мозг и в сердце влился!
За эти очи не отдать души
И не отвергнуть все дары вселенной
Могла б лишь та, кто Шейлока скупей.
Как Божий луч, глаза те хороши,
И не сгореть за них в огне геенны
Могла б лишь та, кто трупа холодней.
1995
* * *
Когда ты вновь опустошен до дна борьбой –
Хранит твой взор следы страданий жгучих
И говорит: все бури, вихри, тучи
И воды Господа промчались над тобой.
Когда обманут, обесчещен ты судьбой –
Хоть искры смеха на устах горят, летучи,
И звуки голоса беспечны и певучи,
Но взор печалится бездонною мольбой.
Но если сердце вновь от боли оживает –
Улыбкой нежной озаряются уста
И тихий свет твой грустный взор переполняет.
И тайна жизни снова кажется проста,
Когда сиянье это нас отогревает…
Мой грешник, знай: твои глаза – глаза Христа.
1995
* * *
Страшась лишиться животворных ожиданий
В стране, погрязнувшей в зловонной маете –
Все разъедающей зловещей пустоте
Я не отдам тобой дарованных страданий.
И, обмирая от волнующих желаний,
Я восхожу теперь к запретной высоте,
К одной бесстыднейшей извечной красоте –
Чтоб жизнь не высосал из сердца «серый камень».
И, захлебнувшись отвращеньем горьким к жизни,
Полна усталой, безнадежной укоризны,
Ищу твой взгляд – живого сердца взгляд.
Меня согреет он, мольбу мою исполнив,
Любовью высохшее сердце переполнив,-
И я проклятия свои возьму назад.
1995
Зима небрежно разбросала
Великопенные ковры:
Чтоб от алмазной их игры
Страна лохмотьев заблистала;
Чтоб, позабыв свое страданье,
Земля вновь стала молодой;
Чтоб перед райской красотой
Мир, дрогнув, затаил дыханье;
Чтоб солнце впредь не опасалось
Светить убогим берегам,
И, к пышным устремясь снегам,
Сквозь тучи небо улыбалось…
Не для того ль зима надменно,
Неспешно-царственно прошла
И всю Россию залила
Потоком жгуче-белой пены?..
1995
* * *
Не обращай опять меня к покою,
Не уверяй, что я не влюблена,-
Пусть спорить я и вовсе не должна,
Но соглашаться не хочу с тобою.
Когда бы он прекрасен был собою,
Была бы мысль твоя вполне верна;
Была бы фальшь любви моей видна,
Коль он во всем бы был моей мечтою.
Но дум моих лицо одно сильней;
Меня от взгляда этого мужчины,
Лишая мысли, боль пронзает вновь.
Живя лишь болью, не расстанусь с ней;
Разбивший идеалы в миг единый
Удар (да в грудь) – и это не любовь?
1996
* * *
К чему искать для мира оправданье?
Вселенский ужас порождает крик…
Но, вспомнив о тебе, постигну вмиг,
Что ты – все искупившее созданье.
Есть место ли Творцу средь мирозданья?
Вопрос нелеп. Твое лицо – не лик…
Но и оно верней священных книг
Докажет мне Его существованье.
В тебе и сам изъян прельстит, маня;
В глубинах глаз ловлю я всплеск движений:
Грусть или смех всплывают в них, дразня,-
В лице – поток мгновенных отражений.
Ты чудо, покорившее меня –
Не Бог, не ангел, не герой, не гений.
1997
Излишне искать мне могилу твою
И выть над бездушной плитой –
Слезами лишь ту я могилу полью,
Которая всюду со мной.
Укрыт ты от мира, обрел ты покой
Не в склепе – но в сердце моем:
Лишь там не терзаем людской суетой,
Лишь там мы одни, мы вдвоем.
О гроба раскрытьи не стоит мечтать:
Чем был ты – отныне не ты.
В глазницах нельзя свет любви увидать –
В них будет лишь свет пустоты.
Могиле и плоти истлевшей твоей
Рыданья мои не нужны –
Ни смеху, ни стонам, ни крикам людей
Нет места в стране тишины.
Задам ли вопрос – свод небес молчалив,
Ни звука в земной глубине.
Тот образ, который и верен, и жив,
Находится только во мне.
А сможет ли памятник правду сказать
И линии букв золотых?..
Напрасно на кладбище мертвых искать –
Ищи средь живых!
1997
1 “Покойся с миром!” (лат.)
Страшит и счастие подчас,
Когда удар привычней ласки,
А быль, что создана из сказки,
Вселяет стыд и ужас в нас.
Мечта, способная сбываться,
Уже не может быть мечтой.
Но часто вымысел пустой
Нам в бездну не дает сорваться.
Наивно – да, но не смешно
Нам вечно грезить о свободе;
Ее, возможно, нет в природе,
А мы мечтаем – все равно.
И требуем героев чистых,
Прощать не в силах и любя.
Но те, кто предают себя,
Увы, плохие эгоисты.
Мы снова исправляем мир,
А он, напротив, все дурнеет,-
Ведь тем быстрей фанат глупеет,
Чем выше вознесен кумир.
Для нас, созданий дерзких, мало
Рождаться, жить и умирать.
Мы жизнь пытаемся понять,
А смысла нет – и не бывало.
1998
Как теченья не превозможет
Тот, кто против него не плыл,
Так уходом не потревожит
Тот, кто вовсе не приходил.
Страх потери тебя не гложет,
Меч разлуки не рубит крыл.
Ты спокойна: предать не может
Тот, кто клятвы не приносил.
Непостылая не приложит
К сердцу зубья холодных вил.
Быть жестоким с тобой не может
Тот, кто нежным с тобой не был.
Только вряд ли покой поможет…
Быть счастливой нет больше сил…
Никогда человек не сложит
Тех осколков, что не разбил.
Возвращеньем не потревожит
Тот, кто вовсе не уходил.
1999
ДОБРОДЕТЕЛЬ БЕЗ ГРЕХА
Невозможно искупить
Грех, тобой не совершенный…
По волнам не сможет плыть
Утлый челн, ветрил лишенный.
Но ветрило без челна –
Лишь обрывок грубой ткани,
И морская гладь без дна –
Только пена перед нами…
Челн средь моря – это Грех.
Пристань – кроткое Блаженство.
А ветрило – помощь тех,
Чье прозванье – Совершенство.
Грех в раю Адам избрал,
Поспешив вкусить страданье.
Грех – познанье всех начал,
Добродетель вся – незнанье.
О пути молился он,
Жаждал поиска, скольженья.
Добродетель – вечный сон,
Грех – извечное движенье.
И отпущен был Адам
Из Эдема волей Бога.
Добродетель – светлый храм,
Грех – тернистая дорога.
Было сладостно грешить
Путнику от Сотворенья.
Ради смерти стоит жить,
Грех – достоин Искупленья.
1999
Опубликовано:
«Везде, где ты пройдёшь…»: Стихотворения и переводы. – Дивногорск, 2006. – С.4 – 33.
Просмотров: 1161