Прочитав сообщение в дневнике Мышь_Дмитриевна, посмотрела последнюю экранизацию “Джейн Эйр”, созданную на ВВС в 2006 г., и вновь увлеклась этой темой и этой книгой, которая так была мне дорога в ранней юности, и решила сделать на тему киновоплощений “Джейн Эйр” не один, а несколько постов. Этот переделан из коммента к тому сообщению, с которого всё и началось.

Режиссер – Сюзанна Уайт
Сценарист – Сэнди Уэлч
Композитор – Роберт Лэйн

В ролях:
Джейн Эйр – Рут Уилсон, Джорджи Хенли
Эдвард Рочестер – Тоби Стивенс
миссис Фэйрфакс – Лоррейн Эшбурн
Грейс Пул – Пэм Феррис
Бланш Ингрэм – Кристина Коул
Берта – Клаудиа Коултер
Сент-Джон Риверс – Эндрю Бачен

В 4 частях, 203 мин

Великобритания, ВВС, 2006

Для тех, кто не смотрел. Если ожидать от этого фильма (а он поставлен именно как фильм, а не сериал, просто разбитый для удобства показа по ТВ на 4 части) буквального и точного прочтения текста, то смотреть не советую – будете без конца возмущаться: почему Рочестер чуть мягче, а Джейн чуть выше, жена Рочестера не похожа на страшилище, сёстры Эштон превратились в близнецов Дент, а Бланш Ингрэм вообще блондинка, а вот эта фраза не из этого эпизода, а тут вообще целый диалог домыслили, а эту реплику зачем опустили, а почему Рочестер приглашает настоящую цыганку вместо того, чтобы переодеться в неё, как в книге, а главное – почему столько целуются, не так целуются и не в той позе… Придираться можно до бесконечности.

Если же вам хочется уловить дух этой книги, притом дополненный новыми оттенками и символами, посмотреть эмоциональный, динамичный, пронзительный фильм, весь пропитанный музыкой, то я всё-таки надеюсь, что вам он понравится. При этом нельзя сказать, что это фильм “по мотивам” – он не настолько отходит от книги, во всяком случае, отступления не показались мне принципиально противоречащими оригиналу.

В поисках информации о фильме зашла на несколько кинофорумов и нашла там как восторженные, так и разгневанные отзывы. Честно говоря, некоторые из последних вызвали у меня чувство, что их авторы, что называется, судят по своей испорченности. Не увидела я в этой экранизации ни “затюканного существа” (в фильме есть моменты, когда Джейн ведёт себя даже решительней, чем в книге, например, в эпизоде спасения Рочестера: в книге она пугается услышанных звуков и решает перейти спать к миссис Фэйрфакс, а в фильме хочет именно выяснить, что происходит, прямо в ночной рубашке выходит в коридор и идёт вслед за смехом и звуком шагов, пока не обнаруживает пожар в комнате хозяина), ни тем более “нимфетки”. По-настоящему откровенную сцену я обнаружила только одну, и то не имеющую отношения к главным героям, к тому же длящуюся секунды 3 – воспоминание Рочестера о начинающемся безумии своей жены, когда он застаёт её с другим мужчиной. В каком-то смысле сцена объяснения перед уходом Джейн даже менее страстная, чем в книге, хоть и просходит на кровати, т.к. в книге Рочестер себя едва сдерживает и Джейн почти оказывается в опасности, а здесь он предельно бережно обращается с ней, пусть и страстно, и вообще их отношения очень трепетны.

Чтобы составить впечатление об этом фильме, надо всё-таки смотреть его целиком. По роликам мне показалось, что Рочестер чересчур раним и мягок, но когда я увидела, каков он в первых эпизодах – мрачный, раздражительный, исподлобья бросающий отрывистые реплики-команды, то я его приняла. Из домысленного создателями меня позабавил эпизодик, когда Джейн приходит для беседы с ним во второй раз, и Рочестер буркает: “Садитесь” (по-английски даже не “Sit down”, а просто “Sit!”), так что его пёс мгновенно принимает соответствующую позу, а он с досадой поясняет: “Я не тебе, Пилот”. 🙂 Зато от радости он мгновенно начинает сиять, так что о нём, как и о Джейн, можно сказать, что он расцветает от счастья.

А вот Джейн мне сразу понравилась, во-первых, потому, что примерно такой я её всегда представляла (ну, может, с ненастолько вздёрнутым носом), во-вторых, потому, что она на “мордаху” чем-то похожа на мою любимую певицу Бьорк. Когда она серьёзна или сильно расстроена, то смотрится страшненькой, но у неё хорошая улыбка, умные глаза, и временами она кажется совсем девочкой. Очень выразительное, живое лицо, быстро меняющее выражение – такое юное, страстное, задорное существо, которое может стать очень сосредоточенным, серьёзным и упрямым.  Хорошо соотвествует ей маленькая Джейн – похожее лицо, взгляд, даже улыбаются они одинаково, как будто актрисы – родные сёстры.

Что больше всего меня подкупило в фильме – то, что в нём я нашла именно то, чего мне не хватало в столь любимой у нас экранизации с Далтоном и Кларк – дух романтизма. Рочестер ни разу не сравнивает Джейн с монашкой, она – колдунья. В фильме Сент-Джон обнаруживает её не на пороге дома, а посреди пустоши, в зарослях вереска. Реальные события перемежаются мечтами, снами и воспоминаниями Джейн – не пересказанными, а воплощёнными на экране. Очень ярко показано то, что у литературоведов называется “романтическим двоемирием”: жизнь Торнфилда чётко разделена на уютную, солнечную, понятную и привычную дневную и ночную – мрачную, пугающую, будоражащую, наполненную странными звуками и криками ночных птиц. Притом ночной Торнфилд возникает первым, в отличие от книги, Джейн даже становится страшно, когда слуга впервые ведёт её через тёмный двор и узкие коридоры средневекового замка. Олицетворение ночного Торнфилда, иррационального начала – жена Рочестера Берта. К её появлению в конце 3-й серии зрителя готовят почти с самого начала фильма: “На Северной башне всегда горит свет”, – говорит Джейн слуга, а днём из решётчатого окна часто вырывается и вьётся на ветру красный шарф (палантин), на который заглядывается Джейн. В одном из коридоров замка висят картины с изображениями безумцев, а все таинственные происшествия сопровождаются завораживающей, тягучей, чувственной мелодией – песней о Карибских островах, которую потом разучивает и поёт Адель, чем вызывает вспышку ярости у своего опекуна. Успокоившись, он произносит: “Карибы не так прекрасны, как кажутся”. Не знаю, под влиянием ли приквела к “Джейн Эйр” – “Широкого Саргассова моря”, но Берта показана в фильме не “вампиром из немецких сказок”, потерявшим человеческий облик, а вызывающим сочувствие экзотическим существом, она ещё молодо выглядит и хороша собой даже в своём безумии. До того, как её имя прозвучит в фильме, мы уже видим её несколько раз, но только со спины – очертания женской головки, наблюдающей из окна за Рочестером и Джейн, и слышим её неровное дыхание. Очень красива сцена её гибели, когда Берта, подняв руки к небу, медленно кружится в отблесках пламени, а затем, бросив на мужа то ли безумный, то ли загадочный взгляд, ступает на самый край крыши. С башни срывается белая сова, и вслед за ней Берта не спрыгивает – слетает вниз, как большая белая птица. Это пугающее и одновременно манящее к себе существо, непостижимое, непонятно, для чего пришедшее в мир, но так естественно из него ушедшее.

Джейн в фильме тоже сравнивается с птицей – устами героев. Она – ласточка, перелётная птица, которая улетает в далёкие тёплые страны, чтобы затем обязательно вернуться из них на родину. “Это заложено в их природе, они должны возвратиться домой”, – говорит в добавленном в фильм диалоге один из гостей Рочестера, любитель естествознания Эштон. “Наша ласточка вернулась”, – объявляет ему Рочестер, когда Джейн вновь появляется в Торнфилде после месячного отсутствия. Так даже тот, кто незнаком с сюжетом книги, способен догадаться: Джейн не может не уехать, Джейн обязательно вернётся.

Мотив путешествия возникает уже в самом первом кадре фильма: под жарким южным солнцем среди песков сидит девочка, закутанная в ярко-красную ткань. Такой воображает себя маленькая Джейн. Это бегство, спасение от нелюбви, от унижений. Об экзотических странах она мечтает в Ловуде. В Африку (не в Индию, как у Бронте) призывает её ехать в качестве жены миссионера Сент-Джон. Но к этому времени Джейн уже не привлекают дальние края. Интересно, что создатели фильма объединили её и Берту с помощью цвета: у безумной жены Рочестера красный палантин, Джейн то и дело повязывает поверх скромного серого платья красный шарфик, развевающаяся красная ткань становится фоном для титров фильма. Джейн влекло к далёкому, загадочному, необычному, Берта сама являлась такой, но её красота обернулась горем для окружающих и гибелью для неё самой. Рочестер почти всю жизнь скитался по миру – в поисках красоты, которая могла бы его утешить, но обрёл счастье и красоту – другую, душевную – в собственном, давно уже ненавистном ему доме. Их с Джейн путешествия-бегства – путь не только к друг другу, но и к самим себе.

Внутренние миры, чувства, вкусы, стремления Джейн и Рочестера похожи, это не просто родственные души, но души-близнецы. Мистера Эштона восхищают дочери полковника Дента, которые думают, говорят и поступают одинаково. Знает он и о других близнецах, которые даже в разлуке способны услышать друг друга через пространство и время. “Мы как близнецы Эштона”, – говорит Рочестер Джейн перед тем, как признаться ей в любви, эту же мысль он повторяет, когда просит её не покидать его. И когда Джейн после года разлуки слышит за сотни миль его голос, это уже не кажется зрителю чем-то фантастическим, даже если он не знал этот эпизод из книги, он к этому уже готов.

И ещё один важный образ, проходящий через весь фильм – образ художника. Джейн-художница в нём показывается даже чаще, чем Джейн-гувернантка. Всё её взросление, умение переживать удары судьбы и потери раскрыто всего несколькими кадрами фильма: лишившаяся единственной подруги маленькая девочка рисует углём свежесколоченные гробы и зияющие могилы на кладбищенском дворе – и вот уже молодая учительница показывает своим воспитанницам, как яркими красками изобразить цветы, листья и тени от них – букет у могильного камня, на котором написано “Элен Бёрнс”. Но в фильме есть и другие художники. Первый рисует семейный портрет Ридов и предлагает Джейн тоже занять на нём место. “Джейн Эйр? Это не часть семьи”, – высокомерно отвечают её кузен и кузина. В финальной сцене фильма вновь создаётся семейный портрет, но на этот раз место находится всем: и Рочестеру, и Джейн, и их детям, и кузинам Риверс, и даже слугам. Мир, который создаёт Джейн вместе со своим мужем, не похож на мир викторианской Англии, это мир, созданный по собственным их законам и по закону Божьему, где люди не делятся на касты и категории, и каждый может, как равный, предстать перед другим под небесами.

Просмотров: 239