Elisabeth /Элизабет – Рондо любви и смерти

“Элизабет”

Как жаль, что я так поздно её увидела!  Это роскошный мюзикл (муз. Сильвестра Левая, либретто Михаэля Кунце) – один из популярнейших в Такаразуке: с 1996 г. разными труппами он был поставлен уже 7 раз. Во всех этих постановках образы Смерти несколько отличаются друг от друга. Я видела полностью только 2 из них, обе великолепны, но всё-таки версия труппы Луна особенно покорила моё сердце.

Но сначала о том, что в этих постановках общего и чем они отличаются от спектаклей с Уве Крегером, которые я видела. На Рутрекрере мне попался отзыв, автор которого возмущался тем, как в Такаразуке исказили оригинальный мюзикл. Мне этот творческий подход, наоборот, очень нравится, но понять человека можно. Вроде бы та же музыка, сюжетная канва, персонажи, но у меня от обеих увиденных версий возникло чувство совершенно другого спектакля, особенно по сравнению с первой, венской версией. Если в Вене была рок-опера с современной, иногда минималистской, иногда чуть вызывающей сценографией, то здесь мы видим именно мюзикл, притом с другим настроением и даже смыслом. Здесь сглажены некоторые острые моменты (например, убран номер, посвящённый национализму, полностью переписаны слова песни “Китч”) и вообще политическая линия хотя и присутствует, но уходит на второй план.

“Элизабет” в Такаразуке получила подзаголовок “Ai To Shi No Rondo” (“Рондо любви и смерти”), и этим всё сказано. Здесь Смерть никак нельзя представить символическим персонажем, это реальное существо, личность, со своим характером, со своими чувствами. Поэтому-то у него и появляется имя -Тото (японизированное дер Тод). В списке персонажей он указан как повелитель Аида, подземного царства. Это божество, имевшее слабость влюбиться в земную женщину. Подобно героям античных мифов, он гневается, ревнует, обижается, радуется. Его страдания вызывают искреннее сочувствие. Поэтому здесь Смерть – полноценный герой, и сцен с его участием гораздо больше, чем у героя Крегера. Левай написал для него новые музыкальные номера, да и в известных сценах он тоже появляется чаще (например, в сцене в кафе, где персонажи, ни о чём не подозревая, общаются с ним, как с живым человеком, разговаривают, даже пожимают руку, или во время восстания – эдакая Свобода на баррикадах). Для Смерти (примерно как для Эрика) особенно важно, чтобы Элизабет полюбила его ради него самого, поэтому он и не забирает при первой встрече её жизнь и обещает следовать за ней всюду, куда бы она ни пошла. Поэтому и финальная сцена поставлена в Такаразуке иначе. Если в эссенской постановке Крегер хотя бы держит умершую Элизабет на руках, то в венской оставляет её на полу как уже ненужную теперь, когда он добился своего, вещь. А в Такаразуке они вдвоём, обнявшись, возносятся на небеса (почти как в “Призраке” 🙂 ).

Кстати, и сцены со взрослым Рудольфом здесь поставлены иначе. Если Уве Крегер обращается со своим партнёром, как с тряпичной куклой, то здесь между ними возникает полноценный дуэт. Рудольф побаивается Смерти, но не настолько, чтобы не цепляться за него, как за единственного своего друга и надежду, и в танце они по очереди ведут друг друга, то в одну, то в другую сторону.

Элизабет здесь тоже немного другая – эмоционально более тёплая, более порывистая и хрупкая. Если Пиа Дауэс в первых сценах уже полна женственности, то здесь Элизабет мы видим сперва непосредственным, озорным ребёнком. Поэтому на протяжении спектакля более заметно, и как она растёт внутренне, и как расцветает внешне. Её поступки выглядят более обоснованными и менее жестокими, и мне такая Элизабет гораздо больше симпатична.

Эрцгерцогиня София подана в обеих такаразучных версиях в подчёркнуто сатирическом ключе – её поведение манерно, жесты и речь неестественны. И это особенно подчёркивает искренность и цельность Элизабет. Её причёска, покрой платья, интонации, некоторые движения мне всё время напоминали бёртоновскую Красную Королеву, иногда даже возникало чувство, что она сейчас завопит: “Голову с плеч!” 🙂

Но больше всего отличается от европейских постановок Лукени. Слова у него (за исключением “Китча”) остались теми же самыми, но это совершенно другой герой, другой характер. Это не просто рассказчик, а персонаж, в задачу которого входит разрядить напряжение после тех или иных драматических сцен. Этот образ – нечто среднее между тем, как в советских комедиях изображали анархистов и беспризорников. Бойкий, неунывающий молодой человек, которому палец в рот не клади. Вместо холодного, язвительного цинизма – море обаяния (особенно это относится к Кирии Хирому из труппы Луна). Этакий живой моторчик, носящийся по сцене, танцующий, весьма голосисто поющий, всегда в движении, весельчак и хохмач. Снять скриншоты с настолько подвижного актёра почти невозможно. Единственный, кого он воспринимает всерьёз и к кому обращается с уважением – это, конечно, Тото. В общем, персонаж, не менее яркий и запоминающийся, чем пара главных героев.

Конечно же, в этих постановках абсолютно другие декорации. Есть отличия в костюмах, особенно у Смерти. Кроме того, в обеих постановках у него роскошные и очень длинные волосы.

Есть ещё одно интересное новшество. Т. к. японцы не настолько хорошо знают историю Элизабет, то убивают её в мюзикле не напильником, а кинжалом с богато украшенной рукоятью и ножнами, который очень эффектно смотрится на сцене. Используется это оружие по перевёрнутому правилу о висящем на стене ружье: если оно стреляет в последнем акте, значит, на сцене висеть должно уже в первом. Этим кинжалом Элизабет собирается покончить с собой, разочаровавшись в своей новой жизни, но не решается и, спев “Я принадлежу только себе”, теряет сознание, и Смерть забирает кинжал себе. Он продемонстрирует ей этот кинжал потом, когда она в очередной раз прогонит его. И уже потом вручит его Лукени.

Различия между постановками Такаразуки, в основном, касаются трактовки Смерти. Смерть в исполнении Асадзи Саки – величественное, божественное существо, уверенное в себе и своих замыслах. Живые умные глаза. Актрисе очень к лицу гнев. Золотистые волосы, статная фигура, эффектные жесты, ощущение чего-то яркого и даже солнечного. Само совершенство.

Смерть Аяки Нао больше похож на луну. Грустное, ранимое и бесконечно одинокое существо, которому не с кем разделить свою божественность и груз вечности. Любовь к смертной девушке оказывается для него глубочайшим потрясением. Такой “печальный демон, дух изгнания”, с немного горькой усмешкой. И одновременно пылко радующийся любому проявлению симпатии со стороны Элизабет. Поэтому актриса и вызвала у меня чувство большего сопереживания. Парик длинный тёмный, с седыми прядями. Более мягкие, кошачьи жесты, голос чуть с хрипотцой. Красавица.

Хотя, повторюсь, обе версии хороши.

А теперь краткие сведения о каждой:

труппа Звезда, 1996-97

труппа Луна, 2005

Просмотров: 514

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.

Pin It on Pinterest