Зазеркальные сны

---

Зеркало, старое зеркало… Чем дольше глядишься в него, тем реальнее кажется тебе твоё отражение. Как омут, оно затягивает тебя, и вот уже там, в нём, ты настоящий, а тот, кем ты был, становится фантомом, лёгкой призрачной тенью. Ведь зеркало помнит тебя прежнего, помнит тех, кто смотрелся в него до тебя, и даже знает их сокровенные мысли. И ты прирастаешь к нему взглядом, пытаясь понять себя, и, погружаясь в своё отражение, растворяешься в нём. И вот тебя больше нет в этом мире, ты весь там, и уже неясно, какой из миров тот, а какой – этот.

Но если зеркал целое множество, если, оглядываясь, ты видишь десятки себя, то как ты узнаешь, который из этих десятков – ты? Ты всё умножаешься и умножаешься, а твоё сознание почему-то дробится, и ты окончательно теряешься среди бесконечных самоповторений и осколков. И бутафорская железная ветка превращается в необъятные джунгли, и ты всё блуждаешь и блуждаешь в них, и уходишь всё дальше и дальше, и не находишь выхода. И тогда зеркальная комната превращается в камеру пыток.

Где ты? Кто ты? Каков ты?.. По лбу течёт жгучий пот, перед глазами всё стремительней мелькает вихрь твоих безумно хохочущих копий под сенью тысяч абсолютно одинаковых деревьев. И на каждом дереве болтается заботливо приуготовленная петля, но, Господи, как решить, на которой из них повеситься!..

А что, если просто сделать шаг дальше? Отрешиться от головокружительного хоровода, тряхнуть головой и отважно ступить за зеркало. Нет-нет, не разбить его, а просто шагнуть – в него или за него. И оказаться в Зазеркалье. Может быть, именно там, где всё наоборот, ты, наконец, обретёшь себя настоящего? Может, встретишь человека, который сможет взять тебя, словно ребёнка, за руку, и отвести к самому себе? Человека из Зазеркалья.

***

Он полулежал в кресле в комнате, наполненной вещами его матери. Прежде он называл её «матушкиной». Теперь это была «Её комната». Она ушла, и он мог, не стыдясь, не украдкой, заходить сюда и прикасаться ко всем вещам, даже к похожей на лодку кровати, в которой ещё недавно спала Она. Даже к тем вещам, которые оставила здесь его Девочка. С недавних пор ему не нужно было задумываться о том, хорошо ли сидит на нём костюм, надёжно ли закреплена маска и тщательно ли отмыты руки от реактивов, запах которых почему-то напоминал Ей о смерти. Больше того, теперь он мог обходиться и вовсе без маски. Отныне ничьё присутствие не стесняло его, и он был свободен. Настолько свободен, что мог бы уже сейчас подать через дарогу условленное объявление из двух простых слов: «Эрик скончался». И в этих словах отнюдь бы не было лжи – чем являлась эта безраздельная свобода, как не смертью?

В первые дни он мог ещё плакать. Но после того как он поведал обо всём дароге, слёзы внезапно иссякли. Ему стало легко – но и пусто. Не осталось ни боли, ни горечи, ни желания, ни надежды. Даже если Она сдержит своё слово и вернётся, он уже не увидит Её. Она ушла, решительно, непоправимо – как будто умерла сама. А он сидел, уже и не сознавая, как долго, и не было у него сил покинуть эту комнату, вырваться из морока воспоминаний, улечься в такой привычный, уютный гроб, в котором он всегда чувствовал себя надёжно и покойно, словно в колыбели.

Не хотелось даже шевелиться. Как он вернулся от дароги, так и остался сидеть: всё в том же костюме, в плаще, только шляпу, перчатки и маску безразлично уронил на пол. Впервые после своего возвращения во Францию он и душой соответствовал своему облику. Перегорело неутомимое пламя, таившееся прежде под личиной воплощённой Смерти. Всё пережитое: и страдание, и радость – казалось не более чем сном, чаще кошмарным, но порой и блаженным. Но могло ли быть блаженство в его жизни? Его музыка, его Кристина, совершенство им построенных зданий, фееричность им увиденных стран – всё это, похоже, ему только грезилось. Постепенно он всё глубже погружался в забытьё, в котором неторопливо бледнели краски, приглушались звуки… Не было, ничего вовсе не было. И ничего не будет…

***

Сквозь полудрёму он смутно различил звук глухого удара, донёсшегося до него из комнаты пыток – словно бы кто-то свалился туда с высоты. «Как не вовремя, – подумал он вяло, – А, впрочем,  теперь всё равно». Не было ни малейшего желания прислушиваться к тому, что там происходило, и он снова лишился чувства реальности, растворяясь во сне… Но луч яркого света ударил его по глазам из крошечного окошка под потолком. Пытки начинались.

Он так надеялся, что поцелуй Кристины сможет оборвать череду его преступлений. Но даже это, такое простое и естественное, желание оказалось иллюзией… Следует встать и выпустить этого незваного гостя. Неважно, что тот всё узнает, ведь Призрак Оперы и так уже скоро умрёт. Но только ещё не сейчас, чуть попозже. Сейчас у него просто нет сил. Пусть тот ещё немного побродит в зеркальном лесу. Он успеет, ещё успеет.

Он прикрыл глаза от назойливого света рукой и попытался всё же уснуть. Он не ложился вот уже несколько дней, с той самой злосчастной ночи на крыше. Ему так необходим отдых перед тем, как он встанет и в последний раз поднимется наверх, чтобы отправить дароге небольшой, уже подготовленный и упакованный свёрток…

Его разбудили шаги и странный звук, похожий на плеск воды. Кто-то быстро перемещался по комнате, беспечно насвистывая что-то себе под нос. Ему не хотелось открывать глаза – это не могло быть ничем иным, кроме сна. Никто бы не смог самостоятельно выбраться из комнаты пыток. Это не удалось даже дароге.

Однако, похоже, такой человек всё же существовал.

– Сыровато у вас тут, приятель! – оживлённо произнёс молодой, чуть с придыханием голос. – И сумрачно. Вам тут, наверное, неудобно… Впрочем, пока вы спите, должно быть, вам всё равно.

Он медленно открыл глаза и поглядел на пришельца сквозь пальцы. Это было редкостное пугало в нелепо вышитых коротких панталонах, безвкусных полосатых носках, кричаще пёстром шейном платке и то ли позеленевшем коричневом, то ли порыжевшем зелёном сюртуке, поверх которого вызывающе болталось что-то разноцветное. Чтобы рассмотреть его лицо, ему пришлось бы приподнять голову, а шевелиться он не хотел. Зато опустив глаза, чтобы выяснить, насколько несуразна обувь этого чудака, он вдруг обнаружил, что вся его комната почему-то была залита водой.

От этого странного зрелища голова его слегка прояснилась.

– Я и не думал спать, – прошептал он хрипло. – Я слышал всё, что вы говорили.

– Я так и знал! – объявил человек.

– Да что вы знаете? Эрик желает лишь одного – чтобы его оставили, хотя бы перед смертью, в покое.

– Оставлю, – согласился тот. – Только сперва скажите, как мне попасть к людям?

Он устало вздохнул.

– А стоит ли туда попадать? Вот в чём вопрос.

– Ради Неё – стоит.

Он невольно вздрогнул при слове «Неё», но тотчас сообразил, что речь, должно быть, идёт о совсем другой девушке.

– Не к чему туда выходить. По двум причинам не к чему. Во-первых, я тоже сошёл бы за человека. И я здесь. А во-вторых, представители рода людского настолько пусты и эгоистичны, что никто вас там всё равно не услышит.

– Как мне попасть к людям? – настойчиво повторил незнакомец.

– Мне тоже прежде хотелось что-то особенное совершать для Неё, куда-то бежать… Теперь всё кончено. Я буду здесь сидеть, – он начал уже говорить сам с собой, – хоть до завтра… или до послезавтра.

– Как мне туда попасть? – произнёс тот громче.

Но он уже потерял интерес и к загадочному человеку, и к его просьбе.

– Так и буду здесь сидеть, – сказал он, – день за днём, месяц за месяцем… Пока смерть не придёт за мной.

– Что же мне делать? – спросил вошедший.

– Что хотите. Но лучше всего вам было бы возвратиться туда, откуда пришли.

– Без Неё? Ну уж нет!

– Это ваше дело, я вам не помощник. Если бы вы знали, кто я, то ради собственной жизни не стали бы мне докучать. Подите прочь!

– Я пойду. Я найду путь и сам. Но думаю, что сначала нам не мешало бы высушить это море.

– Какое ещё море? – пробормотал он, притворяясь, что засыпает.

– Которое почти по колено…, – неизвестный приблизился, окатив его ноги прохладной водой, и решительно потрепал его по плечу. – У вас есть свеча?

– У меня электричество. Но в нём нет нужды, я прекрасно всё вижу и в темноте.

Шаги захлюпали в обратном направлении.

– Ага, я нашёл выключатель! – жизнерадостно выкрикнул гость. Свет безжалостно завладел комнатой, и после недолгой паузы, по-видимому, осмотревшись, тот продолжал. – Недурно тут у вас. Но после вашей прихожей я ожидал здесь увидеть нечто больше похожее на Подземелье.

– Это и есть подземелье, – заметил он с раздражением. – Подземелье Оперы.

– О нет, я говорю о моей славной родине. Под-земелье. Un-der-land, – взволнованно произнёс по слогам чужеземец. – Ваша прихожая… Она так напомнила мне Зазеркалье.

– А должна бы ад, – проворчал он желчно, продолжая прятаться за ладонью. – Это комната пыток, милейший.

– Эта чудесная зеркальная комнатка?

-Та самая. Это мое собственное изобретение… Вы там видели виселицу?

– Экая безделица! В моей стране ещё недавно с утра до ночи рубили головы с плеч. И мою снести тоже хотели. Но только с этой шляпой моей голове ничего не грозит.

Пытаясь уяснить, при чём здесь может быть шляпа, он всё-таки поднял голову и сквозь пальцы разглядел более чем странное лицо. Оно было иссиня-белым и оттого ещё более яркой, почти обжигающей, выглядела обрамлявшая его кудрявая шевелюра цвета огня. Такие же пламенные брови растрёпанными крыльями взлетали кверху, а из глубоких, таивших одновременно боль и смех глаз, казалось, так и брызгало зеленью. От этого высокая шляпа с сильно вогнутой тульей, украшенная множеством огромных булавок и обмотанная широкой розовой лентой, концы которой спадали до самой талии незнакомца, представилась ему не такой уж причудливой.

– Послушайте, как вы вышли оттуда?

– Прошёл через зеркало, как же иначе?

– Но как вы определили нужное и как отыскали пружину, чтобы открыть его изнутри?

– Я ничего не искал, – нетерпеливо произнёс пришелец. – Я просто шагнул сквозь него, и оно растаяло, словно серебристый туман поутру. Так обыкновенно и делается. Но это неважно. Вам пора бы уже выбираться из этой лужи.

– Это вы её напустили?

– Я человек маленький, – ответил тот с невиннейшей миной и захлопал ресницами, которые были у него почему-то ослепительно белыми. – Где уж мне? Это вы сами, наверно.

– Из подвала с бочками вода подняться никак не могла, – начал рассуждать он вслух. – Должно быть, в ванной возникла течь.

– В вашей ванной морская вода?

– Что за чушь? Нет, конечно.

– Тогда это слёзы, – категорично объявил рыжебровый. – Здесь в последнее время кто-нибудь плакал?

– Ну да, плакал я… И Она.

– Как хорошо, что вы высокого роста! Иначе вы бы утонули в собственных слезах. И поделом вам!

– А вам что за дело? И кто вы такой, что берётесь меня поучать?

– Да вы наверняка меня знаете, – небрежно отмахнулся этот чудак. – Я спущу воду через комнату пыток, как вы зовёте её.

– Ключ в мешочке на каминной полке, – произнёс он нехотя, чуть помолчав.

– А я уже открыл дверь булавкой, – отвечал тот беспечно.

***

 Через несколько минут вода вся ушла. Лишь кое-где на полу поблёскивали кристаллики соли.

– Всё время плакать? Это невозможно, – продолжил трещать незнакомец. – Вы бы тогда заболели.

– Я и заболел, – сказал он. – И очень серьёзно. Но не от слёз, а от их причины.

– Что с вами случилось? – спросил зеленоглазый человек, усаживаясь напротив.

– Она ушла, – проговорил он чуть слышно.

– Тоже ушла? – тот грустно свёл огненно-рыжие брови. – Как и Она… – Тут его нервное лицо мгновенно оживилось. – Но ведь вы же сами её отпустили, не так ли?

– Откуда вы знаете?

– Просто я сам точно так поступил… И, конечно, она обещала вернуться?

– Она дала слово.

– Значит, она вернётся.

– После моей смерти.

– Это слишком поздно!

– Вот именно.

– Но она может прийти и раньше.

– Нет, не может.

– Но почему?

– Почему? Почему? Вы чересчур навязчивы, вам не кажется? Вваливаетесь в мой дом, лишаете меня уединения и покоя…

– Я не хотел никому мешать, – возразил пришелец. – Я искал не дом, а портал между мирами.

– Тогда вы попали по адресу, – усмехнулся он. – Видите на каминной полке те две шкатулки? Одна из них в самом деле могла бы отправить вас, и не только вас, в мир иной. Правда, сейчас она уже безобидна, но в моём кармане есть некий предмет, который с неменьшей лёгкостью поможет вам в этом.

– Вы проводник в мир Смерти?

– Вроде того.

– А мне нужен мир живых.

– Он и Ей был нужен.

– Вы могли бы пойти туда вместе с ней, – произнёс странный гость.

– Я хотел. Но мне там не место.

– Почему же?

– А вот почему! – вскричал он, потеряв терпение, и отбросил руку. Желание утихомирить незнакомца было сильней, чем чувство унижения.

Он был уже готов зажмурить глаза, чтобы не видеть, как исказится от ужаса лицо чужестранца. И лицо того изменилось – но вовсе не так, как он ожидал.

Ослепительно-зелёные глаза переполнились радостью, небольшой, почти девичий рот расплылся в улыбке.

– Эрик! – восторженно ахнул тот, просияв. – Абсолютнейший Эрик, я бы узнал вас везде!

От неожиданности он едва ли не поперхнулся. А между тем незнакомец вновь затрещал:

– Ну конечно же, подземелье, Опера, комната пыток, те две шкатулки… Как же я сразу не догадался?.. Мы в комнате Луи-Филиппа! И вы тот самый Эрик, которого все называют Призраком, а кое-кто – Ангелом! И вы ожидаете возвращения Кристины! А тот предмет в вашем кармане – пенджабский шнурок!

– Ну, уж это слишком! – возопил он в гневе. – Вы подслушивали под дверью… за статуей… в печной трубе… А не то откуда бы вам об этом знать!

– Нет, я не подслушивал, – возразил гость. – Я узнал об этом из книжки.

– Какой ещё книжки? – он совсем растерялся.

– Той самой, которую написал Леру.

– Я такого не знаю.

– Ещё бы вы его знали! Пока он юн и не знаменит. Но 30 лет спустя о вас он напишет книгу…

– Вы предсказатель?

– Совсем наоборот, я говорю о том, что прошло на моих глазах.

– Как вы могли быть свидетелем того, что произойдёт через 30 лет?

– Не только через 30, но и через 130! – радостно воскликнул чудак. – В моей стране время движется в обратном направлении, от будущего к прошлому, наказание впредь преступления, награда раньше подвига. Невероятно удобно – помнишь при этом и прошлое, и будущее.

Он с усмешкой пожал плечами.

– Такое возможно лишь в книгах. Я читал когда-то такую одну. Там речь шла о всякой чепухе, например, Королевском Гонце, который сидел в тюрьме, отбывал наказание, а суд должен был начаться только в будущую среду. Ну, а про преступление он ещё и не думал!

Гость подскочил на месте и звонко хлопнул в ладоши.

– Вот-вот! Я же говорил, что вы должны меня знать! Это я и есть.

– Господи Всемогущий! Да кто вы такой?

– Как, вы тоже до сих пор не догадались? Я Болванщик. Шляпник.

-Безумный?

Огоньки зелёных глаз вмиг потухли.

– Да, безумный… наверное… – забормотал тот неразборчиво. – Хотя…, – его лицо просветлело, – Она уверяла меня, что все лучшие люди безумны [1].

– Не огорчайтесь, – проговорил он неловко, имея крайне мало опыта в утешении людей. – Все мы здесь не в своём уме – и вы, и я.

Чужестранец подался вперёд.

– Вам тоже кажется, что вы не в своём уме?

– Конечно, не в своём, – ответил он. – Иначе как бы я здесь оказался?

Посетитель покачал головой.

– У вас, по крайней мере, лицо не вовсе бессмысленное. Правда, красотой оно не блещет, но что поделаешь! Зато голос у вас какой надо, а это уже кое-что!

– Кое-что, – повторил он с горечью.

Собеседник потрепал его по руке:

– Послушайте, я человек маленький…

– Не принижайте себя.

– Нет, я намного ниже вас ростом. Мне пришлось съесть целый пирожок, чтобы подрасти, а то бы я утонул в том море, что вы наплакали. – Шляпник лукаво улыбнулся. – Так вот, я человек маленький и не успел напиться чаю… прошла всего неделя, как я начал… хлеба с маслом у меня уже почти не осталось…

– Чаю я вам предложить не могу, – прервал он его. – Я пью лишь вино и кофе.

– Чай, только чай! – решительно возразил чудак и даже зажмурился от удовольствия. – Это целебнейшее чудодейственное средство. Излечит вас от самой жестокой хандры.

– Но в моём доме нет чая, – попробовал он возразить.

– Теперь есть. И ещё зазеркальный пирог.

Он наблюдал, как Шляпник вынул из кармана огромный пирог и дал ему подержать, а сам достал еще блюдо, чашки и большой хлебный нож. Как там столько уместилось, он понять не мог. Все это было похоже на фокус в цирке, притом отменный фокус.

– Будем чаёвничать, – по-хозяйски объявил гость. – Нам с вами надо поговорить по душам. А без чая какой разговор?

***

Он не отрывал глаз от странного гостя, который непринуждённо болтал, держа в одной руке чашку с чаем, а в другой – кусок пирога.

– Знаете, я едва из тюрьмы. А когда меня взяли, я только что начал пить чай. В тюрьме же нас кормили одними устричными ракушками. Вот почему я так голоден. Боюсь, что вам этого не понять, вы же любите устриц. И говорите всегда по-французски.

– И что же?

– У нас говорят по-французски, если не знают, что сказать [2].

– Ou est ma chatte? [3] –  невольно улыбнулся он.

Огненновласый человек разразился безумным смехом:

– Да-да-да, так и было!

– Вы самое необыкновенное существо на свете, – произнёс он задумчиво. – Пьёте чай в компании человека без лица и не теряете аппетит.

– Совершеннейшие пустяки! – объявил Шляпник. – Даже лицо без человека не могло бы меня смутить, у нас это самое обыкновенное дело. Притом, если мы ещё встретимся, я вас всегда узнАю, ведь вы так не похожи на остальных людей! Они все на одно лицо: два глаза, в середине – нос, а под ним – рот. У всех всегда одно и то же! А вас нельзя не запомнить.

– Но это так некрасиво! – возразил он с болью.

– Зато уникально… Вы пейте чай, пейте!

Он отхлебнул глоток и неохотно признался:

– Знаете, я всегда был уверен, что жители Зазеркалья – просто сказочные чудища. А вы живой. И говорящий.

Губы у чужестранца дрогнули в улыбке, и он сказал:

– А я до знакомства с Ней думал, что это люди – сказочные чудища! Я до Неё не видел живого человека. А вы – первый из людей, которых я повстречал в человеческом мире.

Они помолчали.

– Что ж, теперь, когда мы увидели друг друга, – сказал Шляпник, – можем договориться: если вы будете верить в меня, я буду верить в вас! Идёт?

– Да, если вам угодно, – отвечал он.

– Тогда, быть может, вы откроете мне один секрет. Мне было всегда ужасно любопытно, – с непосредственностью ребёнка попросил гость.

– Какой?

– Почему вы называете себя как угодно, но только не собственным именем?

– У меня такое глупое имя, – признался он, смутившись и невольно пряча лицо за чашкой. – Вот имя Эрик выражает мою суть. Замечательную и чудесную суть! Разные стороны моей натуры воплощают слова Голос, Ангел и Призрак, потому что когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше. А с тем именем, которое дали мне при рождении, можно оказаться чем угодно, так что я его просто забыл.

Шляпник нахмурился:

– Вы потеряли свое имя?

– Можно сказать и так.

Зрачки гостя расширились, и он тревожно спросил:

– Кто же вы теперь?..

– Вы хотите сказать, что я – больше не я?

– Да, вы не вы… Послушайте, вы должны его вспомнить! Во что бы то ни стало должны! Иначе вам придётся разыскать того, кто подобрал ваше старое имя.

– Я помню только, что там есть Л… – пробормотал он. – Ну, конечно, оно начинается с Л… Да, кстати, а вас как зовут? Неужто лишь Шляпник?

Чужестранец тотчас вскочил с места и с достоинством отчеканил:

– Террант Хайтопп [4] к вашим услугам, сэр! Но вы, как старший, можете звать меня Терри.

Поражённый, он хлопнул себя ладонью по лбу:

– Вспомнил!.. Ну, конечно же!.. Вспомнил!

– Вспомнили? Говорите скорее!

– Тьерри! Моё имя Тьерри! Так меня называла матушка в детстве… Но ведь это значит, что мы с вами почти тёзки. Как всё это странно!

Его гость снова улыбнулся очаровательной, по-детски озорной улыбкой.

– Поверьте мне, Эрик-Тьерри, между нами гораздо больше общего, чем между вороном и конторкой.

 – Вам так кажется? – он не смог не откликнуться той же улыбкой.

– Смотрите сами. Начнём с того, что именно ко мне попало ваше имя. Но не только имя. – Шляпник посмотрел на него критически. – Как давно вы видели своё отражение?

По его спине пробежал холодок.

– Не помню и не желаю помнить.

– Тогда вам стоит взглянуть на него.

– Там не на что вовсе смотреть.

– Очень даже есть.

– Не уговаривайте меня впустую! – прошипел он. – Не пытайтесь сердить Эрика, это может кончиться для вас плачевно.

Но чудаковатое создание лишь тряхнуло ярко-рыжими кудрями.

– Ни вы, ни кто другой из людей не сможете меня уничтожить. Создания человеческого духа бессмертны. – Гость отправил в рот последний кусок пирога. – То есть и вы точно так же сотворены для вечности.

– Для чего? Чтобы вечно ждать Её?

– Вы её дождётесь. А я сам найду.

– Вы-то найдёте, – ответил он с горечью. – А вот я чем ближе подхожу к счастью, тем дальше оно уходит от меня! Что бы я ни делал ради Неё, какой бы нежностью, какой заботой ни окружал, всякий раз я вновь остаюсь здесь, один.

– Это оттого, что женщины – зазеркальные существа, – пояснил иноземец. – С ними всегда нужно поступать наоборот, иными словами, жить в обратную сторону. Чем чаще вы будете выказывать им свою любовь, тем скорей отдалите их от себя. Если вы хотите привязать к себе любимую женщину, не удерживайте её, а дайте свободу.

– Я и отпустил Её. Но вовсе не из расчёта на Её возвращение. А чтобы Она была счастлива. И потому, что только этой ценой можно было выразить мою благодарность, моё преклонение перед Нею.

– Значит, она вернётся, – твёрдо заявил Шляпник.

– Нет, я не могу в это поверить, – сказал он в отчаянии.

– Не можете? – повторил тот с жалостью. – Попробуйте еще раз: вздохните поглубже и закройте глаза.

Он рассмеялся, чувствуя, что вновь погружается в бездну абсолютной, серой безысходности.

– Это не поможет! – резко возразил он. – Нельзя поверить в невозможное!

Гость решительно встряхнул его за плечо.

– Эрик, Эрик, вам ли это говорить! Ваш голос, вся ваша жизнь – это ежедневное опровержение невозможности.

Он обречённо покачал головой.

– Мы не в Стране Чудес, Террант. Здесь всему есть предел.

– Просто у вас мало опыта, – с жаром заговорил Шляпник. – Этому следует уделять полчаса каждый день! Я знал смертную девушку, которая успевала поверить в шесть невозможностей до завтрака!

– Это её вы пытаетесь отыскать?

– Да, – промолвил тот, и брызжущие восторгом зелёные его глаза стали печальными.

– Зачем вы её разыскиваете? Или вы не верите её слову?

– Я верю. Но у меня нет больше сил смиренно ожидать Её. Вы, верно, знаете, как Время для меня остановилось. Бесконечное чаепитие, и на часах всё шесть…

– Как и для меня. Хоть я и не ссорился со Временем. Но для меня всегда пора вспоминать Её и тосковать по Ней.

Они помолчали, каждый о своей возлюбленной.

– Знаете, Террант, – произнёс он задумчиво, – Она ведь тоже когда-то верила в невозможное. В сказки Севера, в эльфов и фей, а главное – в Ангела Музыки. Но стоило Ей увидеть меня, как Её вера рассыпалась крошечными осколками и поранила меня своими острыми краями, словно хрупкая рождественская игрушка.

 – Да, – отвечал Шляпник, разглядывая что-то на дне почти пустой чашки. – У моей Алисы тоже был период сомнений, когда Она не верила в существование не только нашей Страны, но даже самой себя. Но это прошло.

– И она поверила?

– Не только поверила, Эрик, но и одолела Бармаглота. Хотите, я расскажу вам?

***

Они сидели, сжимая в руках чашки, словно те давали им какую-то тайную силу, без которой они бы погибли в зыбком, обманчивом мире.

– Девушка… Трудно поверить, что это смогла сделать девушка.

– Да, Она была такой тонкой и хрупкой, но храброй.

– Как и Она… Господи, чтобы смотреть мне в лицо, может потребоваться не меньшее мужество, чем для сражения с драконом!

– Ей было всего 19…

– Как и Ей…

– Она была так добра…

– Как и Она…

– У Неё была такая чУдная улыбка… И голубые глаза. И белокурые волосы…

– Как у Неё…

– И мне казалось, что возможно что-то большее…

– И мне…

– Но всё же Она ушла…

– И Она…

– И даже лучший друг мне не сможет Её заменить…

– Да, не сможет никто…

Стоило ему подумать о собственном одиночестве, как две крупные слезы покатились у него по щекам.

– Прошу вас, не надо! – воскликнул Шляпник, отшвыривая в угол чашку. – Подумайте о том, как вы гениальны! Подумайте о том, сколько вы испытаний прошли! Подумайте о вашей музыке! Подумайте о чём угодно – только не плачьте!

Крепкая рука обхватила его за плечи, приподняла и повлекла куда-то. Куда, он не мог разглядеть через пелену слёз.

– Я всё же должен вам это показать.

Гость провёл по его глазам кружевным рукавом. Он проморгался и слегка вздрогнул. Они стояли перед дверцей зеркального шкафа.

Он отвернулся.

– Ну же, посмотрите на своё отражение! – ободряюще прошептал ему на ухо Шляпник. – Что вы там видите?

Он вскинул и тут же опустил глаза.

– Себя. И вас.

– И кого же из нас двоих вы считаете своим отражением?

Он резко сбросил с плеча руку пришельца.

– Я вам не ребёнок. Кому, как не мне, знать про фокусы зеркала!

Ярко-зелёные, как молодая листва, глаза улыбнулись.

– Вы думаете? Но зеркало способно на большее… Хотите, я отойду?

– Проваливайте!

Гость покачал головой и отступил в сторону.

– Ну вот, перед зеркалом теперь стоите только вы. Поднимите глаза!.. Посмотрите на свое отражение, Эрик!

Зачем? Какой во всём этом был смысл? Но он всё же послушался.

И отшатнулся.

– Как вы это делаете? Вы не должны сейчас отражаться в нём.

На белых, словно у Пьеро, щеках появились ямочки.

– Я и не отражаюсь. Это ваше.

Он медленно протянул руку и коснулся скользкой поверхности. Его сожжённые реактивами пальцы соединились с такими же изъеденными, но совсем не костлявыми. На одном из них поблёскивал напёрсток… Его взгляд недоверчиво устремился дальше. Клетчатые митенки, кружевные оборки, непонятного цвета сюртук, на котором невозможно было найти и двух одинаковых пуговиц, металлическая цепочка с нанизанными на неё катушками ярких ниток, броский шейный платок… Дерзко торчащие в стороны ослепительно-рыжие кудри, примявшиеся от постоянного ношения шляпы… Лишённое красок лицо печального клоуна с улыбкой мальчишки… Переливающиеся всеми чувствами сразу зелёные глаза в обрамлении белых ресниц.

– Что всё это значит?

За его спиной послышались шаги. И вот уже в зеркале возник гораздо более привычный ему образ: невообразимой тонкости фигура в чёрном фраке, гладко зачёсанные редкие чёрные пряди и кошмарное лицо живой мумии.

– Смотрите же!

Шляпник вскинул руку и притронулся к зеркалу. И скелетообразная кисть взлетела навстречу и слилась с его пальцами.

– Что это значит? – тихо повторил он, зачарованный безумным наваждением.

– Такой гениальный человек должен знать это, даже если он не помнит, как его зовут!

Зеленоглазый чудак снова обнял его за плечи. А в зеркальной дверце шкафа чёрная рука мертвеца обвилась вокруг плеч  пёстро одетого рыжего клоуна.

– Каждый из нас видит сейчас в этом зеркале свою потаённую суть.

– Но как это возможно?

– Просто вы отказались некогда от своего настоящего имени, а я его подобрал.

– Это абсолютная чепуха.

– Разве это чепуха, дружище? – тот затряс головой. – Слыхал я такую чепуху, рядом с которой эта разумна, как толковый словарь!

– Вы что, хотите сказать, что этот вызывающе одетый рыжий тип и есть Эрик?

– Нет, малыш Тьерри.

– Да ведь это зрелище шокировало бы обывателей не меньше, чем моё появление среди белого дня без маски! – фыркнул он  в раздражении.

–  Вот именно! – вскричал Шляпник. – Вы слишком отличаетесь от них не только снаружи, но и внутри.

– Как и вы. Поэтому она и покинула вас?

– Хочу думать, что нет. Она мне говорила что-то о неотвеченных вопросах, о нерешённых делах…

– А если это отговорки?

Шляпник уронил руку.

– Вы и в самом деле верите, что она вернётся?

– Она вернётся, – упрямо повторил Шляпник. – Когда поймёт, что Она потеряла. Другое дело, что на это уйдут годы.

Взгляд чужестранца остановился, и даже кудри как будто слегка потускнели.

– Вы загрустили? – произнёс он, растерявшись. – Хотите, я спою вам в утешение песню?

– А она очень длинная? – спросил гость.

– Она длинная, но очень, очень красивая! Когда я её пою, все рыдают… или…

– Или что?

– Или… не рыдают.

На самом деле её мало кто слышал, только Она и дарога. Она расплакалась, а вот Перс умел не терять самообладания.

– Музыка собственного изобретения! – счёл нужным пояснить он.

– Разве мог я уйти отсюда, не услышав ваш Голос? – с печальной улыбкой вымолвил Шляпник.

И он увёл своего странного посетителя в спальню и усадил возле органа. И прикоснулся к клавишам. И запел, запел так, как если бы тут была Кристина – о том, во что сам уже не смел верить, что казалось запредельным, невозможным, немыслимым, но о чём нельзя было забыть. Он пел, едва слыша себя, не сознавая и не видя ничего, кроме образа ушедшей от него Девочки, пел так, словно его голос мог догнать и вернуть Её…

Он не знал, как долго пел и как закончил. Когда он опомнился, то поразился тишине своей комнаты – не тишине пустоты и одиночества, а другой, благоговейной, полной невысказанных ощущений.

Он обернулся. Чужеземец сидел, глядя на него расширенными, потрясёнными глазами, скомкав в руке концы ленты от шляпы.

– Знаете, Эрик, перед этим меркнут все чудеса Зазеркалья, – очень тихо сказал, почти прошептал тот.

– Боюсь, что моя песня оказалась чересчур печальной.

Гость снова улыбнулся.

– Когда-нибудь я спою вам весёлую песню. И спляшу джигу-дрыгу. Но всё это сейчас неуместно. Вот когда Она вернётся… – вдруг он встрепенулся. – Да, кстати, какое сегодня число? – спросил Шляпник, вынимая из кармана часы. Затем с тревогой поглядел на них, потряс и приложил к уху.

Он подумал и ответил:

– Должно быть, десятое.

– Они прежде отставали на два дня, – вздохнул Шляпник. – Теперь уже на три. Мне пора.

И надел шляпу.

***

 Они стояли на берегу подземного озера. В полумраке смутно вырисовывались очертания небольшой лодки.

– Ну что ж, я должен продолжать свой путь, – молвил Шляпник.

– Ваш путь? – заносчивопереспросил он. – Не знаю, что вы хотите этим сказать! Здесь все пути мои!

– Вы так ничего и не поняли, – загадочно улыбнулся гость. – Но неважно. Мне нужно идти, а вам – оставаться здесь и ждать её.

 – Вечно?

– Нет, не вечно, – чудак подмигнул. – Скоро, очень скоро всё изменится! Может быть, даже завтра.

– Вы думаете, что это завтра наступит когда-нибудь? – произнёс он мрачно.

– Почему нет?

– Разве не ваша Королева сказала, что завтра никогда не бывает сегодня! Разве можно проснуться поутру и сказать: «Ну, вот, сейчас, наконец, завтра»?

– Это в Зазеркалье. А в вашем мире одно перетекает в другое. И это не всегда плохо. У каждого из вас есть возможность достичь своего будущего.

– Но ведь за будущее придётся платить.

– Да, увы, – погрустнел Шляпник. – Если бы Она осталась в нашей стране, то никогда бы не постарела.

– Если бы она осталась в Подземелье, то не исполнила бы своё предназначение на этой земле, той земле, которой она принадлежит.

-Вы говорите словно бы о своей Кристине. Но она никогда не сможет выполнить своё предназначение без вас, Эрик.

– Вы опять говорите о невозможном…

Тот мгновенно оживился.

– О невозможном, именно что о нём! Не забывайте, всего полчаса практики каждый день. – Чужеземец шутливо приподнял шляпу и легко спрыгнул в лодку. – И смотрите, Эрик, не разводите больше здесь сырость! Это вредно для здоровья. Особенно в вашем возрасте.

Он отвязал лодку и присел на корточки на краю пристани.

– Вам предстоит проплыть не так много, – сказал он. – Но, может, вы помашете мне вслед? – прибавил он, увидев, что гостю не терпится преодолеть озеро, отделяющее его от заветной цели. – Как перестанете различать мои глаза в темноте, махните мне платком. А то я боюсь совсем упасть духом.

– Конечно, я помашу, – ответил пришелец. – Спасибо вам за то, что вы меня проводили… И за песню… Она мне очень понравилась.

– Надеюсь, – проговорил он с сомнением. – Только вы почему-то не очень рыдали…

Они пожали друг другу руки, и Шляпник энергично направил лодку в густеющий сумрак.

Совсем недавно он стоял здесь же, на берегу, и, не отрываясь, смотрел вслед своей уплывающей Девочке. Так было всегда: каждый человек, проявивший к нему хоть каплю участия, спешил навсегда исчезнуть из его жизни, оставить его одного в темноте. Как мог он поверить, что это должно измениться?

Кажущаяся совсем крошечной лодка остановила свой бег по воде. Его невероятный посетитель пружинисто вскочил на ноги и небрежно сорвал с головы свою шляпу. Он было решил, что тому взбрело в голову помахать ему шляпой вместо платка, но иноземец покрутил её в руках, внимательно рассматривая её и словно бы обдумывая что-то. Потом встрепенулся и, отведя руку назад, привычным, точным, неожиданно изящным жестом, будто диск, метнул её через озеро.

Он инстинктивно выбросил руки вперёд и поймал её над самой кромкой воды. Затем потрясённо уставился на диковинную вещь, пытаясь сообразить, что ему теперь с ней делать. Кричать через озеро было нелепо, поэтому он лишь выразительно помотал головой и протянул к воде шляпу, словно спрашивая чудака: «А как же вы?» Тот звонко, как мальчишка, рассмеялся и изобразил жестами, как шьёт себе новую шляпу и водружает себе на голову. С чего это вдруг? Для чего? Он едва мог поверить, что ему только что сделали такой щедрый и странный подарок, ведь ему самому никогда не пришло бы в голову подарить дароге или Кристине свою маску.

А Шляпник всё хохотал, бесшабашно, неудержимо. Вот уже тот вновь уселся в лодку, вот взялся за вёсла, вот уже и его глаза не могли различить в темноте сияние рыжих волос, а смех всё звенел и звенел, словно бы разгоняя тьму подземелья, словно в этом звуке был зримый свет. Свет, дающий надежду…

Он подождал, пока этот радостный смех не затих. А затем развернулся и медленно направился к дому.

***

 Он немного поколебался, прежде чем войти в Её в очередной раз опустевшую комнату. В ней уже не осталось никаких следов пребывания неугомонного гостя и его собственных пролитых слёз. Ни недопитых чашек, ни крошек от зазеркального пирога. Только причудливая шляпа в его руках.

С невольно сжавшимся сердцем он бросил взгляд на дверцу зеркального шкафа, но не увидел там ничего, кроме постылого ему монстра. Искрящийся жизнелюбием Шляпник ушёл, и вместе с ним исчезло и чудо. И освещение комнаты тоже стало излишним.

Он повернул выключатель и, с досадливой усмешкой, рухнул в кресло. Всё вернулось на круги своя. Он снова стал тем же чудовищем, каким всегда был. Ничего не изменилось. Вот только шляпа…

Он повертел её в руках, изучая пальцами неровную поверхность богато расшитой ткани. Смотал и размотал ленты. И неожиданно для себя нахлобучил её на голову.

В конце концов, что он может ещё потерять? Что убудет от него, если он хотя бы попробует? Как там говорил Террант?.. «Вздохните поглубже и закройте глаза». Да, закрыть глаза, чтобы не видеть этой безнадежной темноты, чтобы забыть самого себя, чтобы помнить только о Ней – хрупкой и лёгонькой, как мотылёк, белокурой Девочке с серебряным голосочком.

Шесть невозможностей… О, у него большой, очень большой опыт в этом! Сколько невероятных, немыслимых, невообразимых вещей он смог в своё время осуществить! Но всему есть предел, всему есть предел… Или же нет? Может быть, он просто верил в Неё недостаточно сильно?

Итак, начинаем практиковаться, начнём убеждать себя, что самые фантастические вещи достижимы. Первое: не имея носа, можно петь, как ангел. Второе: не считаясь человеком, можно управлять театром. Третье: среди представителей рода людского хотя бы один не убоится потерять всё, что имел, лишь бы спасти тебя от смерти. Четвёртое: твоё собственное отражение может ожить и угостить тебя чаем. Пятое: Страна Чудес существует. Шестое: Кристина вернётся.

В первых трёх пунктах он давно уже убедился на собственном опыте. Два следующих казались ему теперь вполне допустимыми. А вот последний…

Что же, ему больше некуда спешить. Повторим ещё раз. Первое… Второе… Третье… Четвёртое… Пятое… Шестое…

Но ведь это невозможно!.. Хорошо, начнём всё с начала. Первое… Второе… Третье… Четвёртое… Пятое… Шестое… Нет, как можно в такое поверить? Разве только во сне… Или вконец лишившись рассудка…

Ещё одна попытка. Петь, как ангел… управлять театром… лишь бы спасти тебя… твоё собственное отражение… Страна Чудес… Кристина вернётся.

Кристина вернётся.

Кристина вернётся.

Кристина вернётся…

***

 Он внезапно проснулся от странного, смутного, но неодолимого ощущения перемены. Что-то было не так, но с ним ли или вокруг него, он понять не мог. Он распахнул глаза, но увидел всё то же, что окружало его, когда он без сил опустился в кресло, вернувшись от дароги. И даже шляпа с перчатками и маской так и валялась у его ног, хотя он отчётливо помнил, что Шляпник, выпустив воду из комнаты, поднял их и положил на комод… Шляпник? Какой Шляпник?! Он окончательно спятил! Конечно же, гость из Страны Чудес ему только приснился. Когда-то, словно бы в другой жизни, он от нечего делать перечитывал книги Кэрролла, и именно в этот день с ним тоже случилось Чудо – он увидел Кристину. Вот и снятся ему теперь диковинные, нелепые сны. Кто может сейчас оказаться у него в подземелье? Единственное, на что он ещё смеет надеяться – это на то, что Она появится здесь, узнав о его смерти. Но пока он жив, ему рассчитывать не на что.

 Но нет, всё-таки что-то в его доме было уже не таким, как прежде. В это невозможно было поверить, но в нём находился кто-то ещё. Кто-то робко, постоянно останавливаясь, обходил комнату за комнатой. Кто-то, чья походка напоминала ему Кристину, если бы Та надела не вполне удобную для себя обувь. Но почему-то его тонкий слух не различал шелеста платья… Нет, это всего лишь наваждение, игра переутомлённого сознания. Её не может быть здесь сейчас, просто не может…

Однако шаги осторожно приблизились к двери его комнаты, и из-под неё к его ногам пробежал луч неяркого света. Ручка медленно, невыносимо медленно повернулась. Несколько мгновений не происходило ничего, затем дверь резко распахнулась, словно человек, который находился за ней, устал медлить и колебаться. То, что он увидел затем, могло быть только сном.

На пороге стояла девушка с распущенными золотистыми волосами, как две капли воды похожая на Кристину, но облачённая в средневековые доспехи и препоясанная огромным мечом. В руке она держала неровно горевший, готовый уже погаснуть фонарь. Её голубые глаза смотрели на него каким-то странным, остановившимся, неверящим взглядом.

– Алиса? – прошептал он невольно.

От звука его голоса девушка вздрогнула и выпустила из руки кольцо фонаря. Ударившись об пол, он погас. Какое-то показавшееся ему бесконечно долгим время она всматривалась ему прямо в глаза, затем ноги её подогнулись, и она осела на пол.

-Живой.., – еле слышно выговорили её губы. – Живой…

Она протянула к нему руку и попыталась встать на ноги, но не смогла. Тогда она на коленях, неловко опираясь ладонью о пол, добралась до него и на ощупь отыскала его плечо. Тёплые девичьи пальчики, нежно прикасавшиеся к нему – это могло быть только продолжением его причудливых снов.

– Алиса? – уже твёрже повторил он.

Девушка вздрогнула и, с выражением глубокого разочарования, отшатнулась.

– О ком вы говорите, Эрик? – спросила она его слабым голосом, так обманчиво похожим на голосок его Девочки. – Кто такая Алиса?

– Алиса из Страны Чудес.

Горечь и обида в её взгляде сменились тревогой, и она с неожиданной смелостью принялась тормошить его.

– Эрик! Что с вами?.. Вы бредите, Эрик! Нет никакой страны чудес и никакой Алисы. Вы в своём доме на озере, и это именно я, Кристина Даэ.

Он продолжал недоверчиво смотреть на неё,  и она разрыдалась.

– О Господи, должно быть, я пришла слишком поздно, – пробормотала она про себя. – Похоже, он помешался… О Эрик, Эрик, ведь это же я! Неужели вы не узнаёте меня? Эрик, пожалуйста, не смотрите так на меня! Мне страшно…

Совершенно растерявшись, она умолкла. Потом мягко взяла его за руку и приподнявшись, что-то сняла с его головы и приложилась губами ко лбу.

– О, неужели вы даже об этом не помните, Эрик? Нет, я боюсь даже думать, что вы могли это забыть.

Он несколько мгновений переводил взгляд с её заплаканного личика на тускло блестевшие во мраке доспехи рыцаря и обратно.

– Нет, я буду помнить об этом, даже оказавшись за порогом смерти, – произнёс он наконец. – Но это и правда Вы, Кристина? Вы мне не снитесь?

Прелестная белокурая девушка улыбнулась ему сквозь слёзы и решительно помотала головкой.

– Нет, я не снюсь. Я действительно пришла к вам, Эрик, чтобы попросить у вас прощения и остаться с вами навсегда… Если я вам ещё немного нужна.

И тогда он тоже нашёл в себе силы улыбнуться.

И тихо сказал по-английски:

– You‘re terribly late, you know. Naughty!

***

 Они сидели в ярко освещённой столовой, всё ещё несмело улыбаясь друг другу и обмениваясь лишь отдельными короткими фразами. Похоже, оба они ещё не до конца смогли осознать, что же с ними произошло. Наконец, Кристина устремила взгляд на свои руки и, поколебавшись, задала вопрос, который, похоже, давно Её мучил:

–  Скажите, пожалуйста, Эрик, почему, когда я пришла к вам, вы приняли меня сперва за некую Алису?

Он вздохнул. Для него невыносима была мысль, что он причинил своей Девочке хотя бы малейшее огорчение.

– А как я мог признать Вас в таком неожиданном виде, когда лишь накануне услышал рассказ о подобной Вам девушке, одолевшей дракона в доспехах бравного воина и с вострым мечом?

В глазах Кристины мелькнуло недоумение.

– Как вы сказали, Эрик? Бравного воина?

– Не обращайте внимания на такие пустяки, Кристина. Лучше объясните, чего ради Вам пришло в голову предстать передо мной в таком странном виде?

 – Это всего лишь новый мой сценический костюм, – мягко пояснила Она. – В Опере ставят «Жанну д’Арк», и я получила в ней главную роль.

Он вздрогнул от изумления.

– Так Вы остались в театре? Вы с Вашим юношей не уехали из Парижа?

Кристина снова виновато опустила глаза.

-Нет, Эрик, я не смогла. Я поняла, что мне невыносима жизнь без музыки и этого театра. И без Вас.

– О!.. Но почему Вы решили прийти ко мне в образе Орлеанской Девы?

Её подбородок задрожал, и Она отвернулась.

– Потому что, Эрик… Я ничего не решала. Я совсем не думала о том, как буду выглядеть, это уже не имело значения.

– Я Вас не совсем понимаю.

Она посмотрела на него измученными глазами, полными слёз.

– Эрик, я глубоко виновата перед вами, я знаю. Мне не следовало уходить и не следовало так долго медлить. Кто знает, сколько бы я ещё пребывала в сомнениях, если бы не… Но всё-таки, Эрик, неужели Вы не понимаете, какую боль причинило мне ваше объявление? Вы… нет, я вас не виню, но всё-таки это было жестоко. Я едва не умерла сама вместе с вами. Неужели вы думаете, что после такого трагического известия я могла думать о платье?

 Он совсем растерялся.

– Кристина, о каком объявлении Вы говорите?

– О том объявлении, которое вы опубликовали в газете «Эпок», как было условлено. Объявлении о вашей смерти.

Одна нелепость за другой…

– Кристина, поверьте мне, я не давал никаких объявлений.

– Ну, не вы сами, конечно, а Перс. Но ведь сигнал ему должны были дать вы… Кто-то из хористок принёс газету на репетицию, и во время перерыва я решила просмотреть её… И, прочитав эти два слова, я, как была, побежала к себе в артистическую, схватила ключ и фонарь и со всех ног устремилась к вам. Я не помнила о том, что мне надо переодеться, а если бы и вспомнила, то ведь без юбок пробираться по подземелью гораздо удобней.

– Нет, Кристина, я не давал ему сигнала, и это чистая правда. Но я был у него, рассказал ему всё, и, возможно, он был слишком тронут и, по своей всегдашней привычке, решил вмешаться. Он очень добрый человек, Кристина, несмотря на внешнюю суровость… Но всё же его самоуправство перешло все границы, он причинил Вам боль, и…

Она порывисто пересела поближе к нему.

– Нет-нет, прошу вас, Эрик! Мы должны его только благодарить.

-Но он заставил Вас страдать.

– Главное то, что вы живы, Эрик. Всё остальное уже не имеет значения.

– Всё остальное?

-Да, всё. Хотя… – Тут Она улыбнулась смущённо, – есть одна вещь, о которой я вас хотела спросить.

– Какая вещь, Кристина?

Она застенчиво взглянула на него.

– Эрик, я знаю о тонкости вашего вкуса. Но, пока не погас фонарь, я успела рассмотреть на вас такую нелепую шляпу…

– На мне не было шляпы. Моя чёрная лежала на полу, там же где и перчатки.

– Нет, шляпа на вас всё же была. Я отчётливо помню, что мне пришлось снять её, прежде чем поцеловать вас в лоб. Я совсем не видела её в темноте и слегка уколола палец о что-то острое, наверно, об одну из тех огромных булавок, которыми она была утыкана, словно игольница. И она была совсем не чёрная, Эрик.

– Может быть, мы с Вами оба сошли с ума? – воскликнул он, окончательно ошеломлённый.

– Нет, Эрик, это не так. Я могу принести вам эту шляпу из своей комнаты.

Его сердце оборвалось, когда Она выбежала из столовой – ему показалось, что Она тотчас покинет его навсегда. Но Кристина уже через минуту вернулась и протянула ему ту самую шляпу, которую он получил в подарок во сне. Он держал её в руках, ощупывал, изучал её. Она была точно такой же, как он её помнил, и она была реальна. Но что он мог Ей ответить, как мог рассказать? Его ведь и без того считают безумцем.

– Я не могу представить, Эрик, чтобы вы изготовили себе подобный убор.

Он уже готов был возразить Ей, что даже не думал шить себе эту шляпу, но в этот миг взгляд его остановился на его собственных пальцах – исколотых пальцах. Но ведь он ничего не шил с самого маскарада!.. Ему внезапно стало весело, так весело, как не было уже давно. Он улыбнулся недоумённо смотревшей на него Девочке и произнёс:

– Неужели Вы ещё не поняли, Кристина, что для Эрика нет ничего невозможного?

– О, я знаю, знаю это, Эрик! – произнесла она с жаром. – Просто эта шляпа… Да и вы… вы словно стали каким-то другим.

– Хуже?

– Нет-нет, просто другим. Может, это оттого, что вы научились улыбаться.

– Но я всегда умел улыбаться, Кристина. Это Вы прежде знали совсем другого Эрика.

***

  Зеркало, старое зеркало… Чем дольше глядишься в него, тем реальнее кажется тебе твоё отражение. Как омут, оно затягивает тебя, и вот уже там, в нём, ты настоящий, а тот, кем ты был, становится фантомом, лёгкой призрачной тенью. Ведь зеркало помнит тебя прежнего, помнит тех, кто смотрелся в него до тебя, и даже знает их сокровенные мысли. И ты прирастаешь к нему взглядом, пытаясь понять себя, и, погружаясь в своё отражение, растворяешься в нём. И вот тебя больше нет в этом мире, ты весь там, и уже неясно, какой из миров тот, а какой – этот.

А что, если попробовать сделать шаг дальше? Отрешиться от головокружительного наваждения, тряхнуть головой и отважно ступить за зеркало. Нет-нет, не разбить его, а просто шагнуть – в него или за него. И оказаться в Зазеркалье. Может быть, именно там, где всё наоборот, ты, наконец, обретёшь себя настоящего? Может, встретишь человека, который сможет взять тебя, словно ребёнка, за руку, и отвести к самому себе? Человека из Зазеркалья…

Три таких близких вселенных, три мира… Вещи. Отражения. Зазеркалье… Какой же из них является подлинным? Где правда, где вымысел? Да, конечно, мы знаем ответ, мы думаем даже, что абсолютно уверены в нём. Но это нам только кажется.

Через несколько дней они заехали на улицу Риволи, чтобы пригласить Перса на церемонию их венчания. Дарога был откровенно растерян их совместным появлением в его скромной квартирке. Ещё больше он был смущён, когда они стали благодарить его за преждевременно поданное объявление. Пряча глаза, его старый друг произнёс, что это было именно тем, что ему, наверно, и следовало бы сделать, но всё же он так и не сделал. Честно говоря, такая мысль ему просто не приходила в голову.

Заинтригованная Кристина попросила Перса выяснить личность таинственного автора некролога. В редакции «Эпок» бывшему шефу полиции Мазендарана сообщили, что объявление о смерти Эрика их попросил опубликовать вульгарно одетый молодой человек с ярко-рыжими волосами.